Олег Золотов

Последние стихи

July 10, 2006
О.З.

сегодня как никогда прежде как никогда вовсе не хватает твоего присутствия
свет бардачится по карнизу не проникая в комнату как никогда прежде
брось кость высыпь порошок в горло пафосу. происходящего –
они перешли дорогу не одной траурной процессии; им остается расчесывать на коже "могильные кости" или подыхать лизнувши
ты не нужна даже будучи в [...] ты не облетаешь моей боли ты тупа и бессильна сегодня
как никогда. Деревья, помнящие (ты не нужна) о своих белых цветах, помнят более.
открой прошлогоднюю свою шкатулку-бэнто вытряхни что давно хотел
сюда вытряхнуть теперь можно
прежде я не тосковал так сильно.
В недостаче себя в дефиците небес ты должен своему телу передвинуть себя в более теплое место
летающий по сквознякам пустых поцелуев и уже никому не нужный
(не забыть помолиться не забыть как склероз не тема
ноябрьским утром пробор потока меж камней до птиц на кладбище витиеват и дымен
(еще одна вода: Египет утро медь)
незримый лабух ладит норовит инструмент к сегодняшней погоде разбрасывая слюни с мундштука
... нынешний ноябрь
поганей предыдущего что мне; зовущееся мозгом
(в моем случ`ае дохлая собака в голове) как долгий маятник
куда-нибудь переместит кадавр прибавится паскудная болезнь да сгинет лишний клык
озноб коснется – как выдавится хладное стекло
полуразбитой рамою морозом сжатой в сарае ночью
... злотой шар бешенства нетерпеливый детский корнета-а-пистон
латунь протяжна более чем нужно
тот, дуя в яму, плох
на хладных на низах.
Есть птичья медь.
Она поет себе по собственным волнам
в хрустальный тарарам в весенний птичий гам
в янтарное ничто в олений высший гон:
убогих
никогда
нас не переиграть
по правилам чужим на языке другом
и если слаще жить лаская словно грудь
три клапана – сдавить сдавить еще чуть-чуть
прибиться всем дано к каким-то берегам
о, Боже, все равно
к каким каким Богам.
... протяжный стон незавершенной гаммы
покров небесный немощи моей
"Что в чаще там?" – собака шепчет шепчет в голове
и – да я был в домах где двери от сквозняков расклинивают Лукианом
я взыскивал во сне абсурдных ситуаций как сигнал о "спать"
– кто, деда, строил этот бред?
– сенсорный голод, Митенька
о неизбывность незабвенность старости ибо не остаешься забыть
о усыпальница бабочек перевернутый плафон бра сюда в хрустальную могилу
из тлена бутафорского почти из сладких пудр таинственно как путая следы в мышином сыре
бормочу затем что внятно произнесенное есть
нет
я Твой шепчу я более не дворня я горнишный я птичий я при хозяине
я боле вне людей мне жарко средь людей я знал кого убить я съел что написал и подавился
и мной ко мне меня не отыскать
так крысы зрак из тупика рубинов
так кровь гранатова вскипая в тупике
так Божий глаз из облака рубинов
синь неба акварельного белей к беленым трубам. и здесь
известь. холера ясна боле ж ни о чем!
... так светел образ облака и сна и т.п.
так скачет свет по векам – как дети по щербатому асфальту не задевая
щербин
что в изумленьи смотришь: как беспечны
безотносительны
кузнечики и шум листвы и шорох трав на краешке могилы
лёт облака ко мне горячая вода не утоляет жажды

2

... кто б и ни спал меж двух – он славно спал! слюна текла
на грудь одной из двух отроковицы
он тщетно тщился разглядеть и длить
слепой любви вольфрамовую нить
под балдахином мутной роговицы
и спится и не спится
последней змейкой навсегда в песок
мысль ускользает: сам ли снял девиц
или делиться
ноют ягодицы
как если тянет кто от ягодицы
к станку носок
вибрирует станок
Кавафис, брат! Я чай тебя Господь
на пепелище от библиотеки (плюс)
определил плюс южный темперамент: можно хоть
всю зиму не слезать с горячей девы
а вот моя постель без подогрева
да не всегда и сплю как с ног валюсь;
ты под землей вот это мощный плюс
ты под землей мне муторно Кавафис
я прежде грелся по чужим кроватям
теперь боюсь
я в этой европейейшей столице
себя загнал в такую хренотень (глухомань
что утра жду дрожа и вместе с тем (что если где услышишь "Вань, а Вань?"
крушуся что никак не удавиться (так хочется немедля застрелиться
здесь зябко брат (исп.): здесь из всего что есть
что может быть – лишь долг семья и мерзость
и засыпая с мыслию о смерти
очнешься снова в мерзость ибо здесь
навек уснешь объевшись разве вафель
провинция. Да ты ж поймешь Кавафис
тут Азия-с; заметь Кавафис тут
насрешь в рояль – так шутки не поймут.
... как тонки нынче стекла луж и форток!
И вспарывая грани всяк свои
пробились сквозь друг друга две любви
(как оказалось – русские, свои)
и это дело надо было б сфоткать
но дней таких у вечности навалом
ты под землей (+) мне муторно Кавафис
горящего виска наискосок душа бесстрастна и на пепелище
ни смрада не стесняясь ни гноища –
душа не из соска течет – в сосок
P.S. Кавафис брат! Я б лег меж четырех
ты под землей (+) мне худо худо худо
хоть вдоль хоть поперек
лиясь в сюда из неоткуда
необязателен автограф Божества
и голове что навсегда твердея меж двух грудей –
прекрасна (ты спишь танцует дева: шажок, еще шажок)
назначен срок:
они на сцену побросали вафли
они орут про мать мою
я не хочу с ума сойти Кавафис
я их боюсь
и жала
не вынуть из укуса и ножа и у кинжала
свой, свой урок.
2006

Из неопубликованного. Готовится к печати в журнале "Даугава"

Текст